Название: Партия в шахматы длинной в 400 лет Автор: Relictum_mores Бета: Rekky Размер: 13 стр Статус: завершен Персонажи: Америка, Англия, Шотландия, Уэльс, Ирландия Жанр: Ангст, Психология, Исторические эпохи, Мистика Рейтинг: G Предупреждение: OOC Краткое содержание: Зеленоглазый лев, казалось бы, удалившейся на свой остров после столетий былой славы, с улыбкой, перенятой у египетского сфинкса со времен суэцкого , спрятанной сначала в густом желтом тумане индустриализации, а затем за стенами крепких особняков на Пэлл-Мэлл, внимательно следит за партией шахмат, начатой им так давно, и фигурами, расставленными много десятилетий назад. Примечания: историчские факты могут быть сознательно изменены и подогнаны под сюжет и наоборот. <Ибо человек...(за двумя зайцами) Извиняйте, вдохновение решило что будет так - и точка.> Отказ от прав: персонажи принадлежат Химаруе. Размещение: Разрешение в обмен на ссылку. Ссылка на Фикбук: ficbook.net/authors/3771
Белтайн 2016 Высокий молодой человек в лихо сдвинутой на бок широкополой треуголке с огромным страусовым плюмажем, одновременно величественным и нелепым, снисходительно поглядывал на малыша, стоящего перед ним. Тот переминался с ноги на ногу, путаясь в длинной сорочке цвета слоновой кости, далеко не первой чистоты. Щурясь на ярком солнце тёплого побережья, англичанин неторопливо обходит ребенка, рассматривая того со всех сторон оценивающим взглядом, наверное, чаще всего такой бывает у опытного покупателя рабов. Но Америка еще слишком плохо разбирается в людях, чтобы увидеть в намерениях англичанина что-либо большее, чем пристальный интерес.
- Так значит, ты выбираешь меня? – произносит он, снимая с головы шляпу и обмахивая ей вспотевшее от жары лицо, к которому неприятно липнут неровные пряди выгоревших на солнце и жестких от морской соли волос. Альфред отвечает не сразу, кажется, что его больше заботят яркие перья, которые оказались к нему так маняще близко. Он рассматривает их пронзительно голубыми глазами, как то безоблачное небо с душным полуденным солнцем, огромным полотном раскинувшееся сейчас над их головами. Ему хочется потрогать плюмаж, тот шевелится, будто бы живой, от легкого бриза, не приносящего ни капли прохлады. Хотя жара Джонсу причиняет мало неудобств, он к ней привык.
Англичанин нетерпеливо многозначительно подкашливает, призывая мальчика к ответу, он не любит ждать.
- Угу, - кивает американец и под строгим взглядом Англии, которого явно не устраивает столь небрежный ответ на столь серьёзные вещи, лицо американца озаряется приветливой белозубой улыбкой.
- Что ж, молодой человек, если это всё, что вы намерены мне сказать, я ухожу, - высокопарно и нарочито медленно проговаривает британец, вновь водружая на голову шляпу и направляясь в сторону мелководья, где его уже ждёт покачивающиеся на волнах шлюпка.
Он с удовольствием, тешащим тщеславие великого пирата Елизаветы, ощущает, как Америка хватает его за рукав. Тот никогда не просит остаться, только печально выжидающе смотрит, изредка просит что-то привезти из дальних стран. Его огромное желание узнать как можно больше нового о том мире за океаном, по-детски бессистемное и горячее, забавляют Артура.
- Почему я? – задаёт Англия ненужный, но важный для него вопрос, взъерошив светло-русую шевелюру ребенка.
- Ты ведь герой, - Альфред вновь сверкает идеальными зубами. И в душе британца вновь приятно плескается гордость, захватывающая его словно зов моря, который он впустил в себя не так уж и давно, пока еще даже не предполагая, что он останется с ним навсегда. Вздёрнув подбородок, он, не оглядываясь, широкими шагами продолжает путь к воде, где-то на горизонте возвышается его огромный парусный корабль, кажущийся в знойной дымке прекрасным сказочным миражом. Он не слышит, как мальчик, прежде чем скрыться в густых зарослях, произносит ему в спину слова, наиболее отражающие его суть: «Герой. Как и я».
В следующий раз англичанин возвращается уже слишком поздно. Мальчик вырос в долговязого подростка. Он назойливо жужжит своим ужасным акцентом, что ему нужно больше независимости. Британия пропускает это мимо ушей, не беря его слова в серьёз. Ведь для него он всё равно просто несносный, плохо воспитанный мальчишка, тем более, он только что покончил с французскими колониями и ощущение победы и собственной значимости пьянит его не хуже крепкого рома.
Через несколько десятков лет мальчишка в сине-белой униформе солдата стоит над своим учителем, который только что чуть не заколол его штыком. Зигзагообразная царапина на прикладе ружья американца навсегда перечёркивает амбиции Артура на Новый свет и приносит первую значительную победу-признание Альфреду. На картине Бенджамина Уэста остаётся белое пятно, а в памяти Кёркленда, наоборот, красочно вписывается «никогда не нужно недооценивать молодость». Ещё через 45 лет, став ведущей морской державой, склонной к махинациям больше, чем к открытым конфликтам, Артур уже почти не вспоминает о потерянных тринадцати колониях. Да, он уступил мальчишке, но теперь у него гораздо более интересный и давний противник. Большая игра начинается, хотя в ней и будет больше тонкой дипломатии, чем явных кризисов. Режимы и идеологии будут сменять друг друга, Артур будет постепенно утрачивать власть над колониями, но Большая игра будет продолжаться, то вспыхивая, то еле тлея, вплоть до Апрельской революции 1978 года, переживая две мировые войны и несчётное количество малых конфликтов.
В застланном крошащимся угольным дымом фабрик Лондоне последний день прохладного апреля. Британия проводит этот вечер на светском рауте. Вальяжно расположившись на мягком бархате дивана, он окружен влиятельными лордами, с которыми ведет непринужденную беседу, как обычно искусно сотканную из тонких полунамёков и ценных указаний. В огромном разделенном ребристыми колоннами зале, освещенном тысячами пляшущих огоньков свечей, проворные официанты разносят закуски и напитки, играет спокойная музыка, и изредка доносится мелодичный смех от стаек разодетых дам, тут же стыдливо прикрывающих лица расписными веерами. Всё здесь происходит размеренно, чинно и по заведомо негласно соблюдаемым каждым здесь строгим правилам. Поэтому любая перемена обстановки не может пройти незамеченной.
Вот на первом этаже начинается непроизвольное движение людских масс. Старшее поколение все более явно жмется к тому месту, где восседает Великобритания, наслаждающийся прекрасной гаванской сигарой, молодежь же разбивается на маленькие группки по углам. Её элитная часть кидает красноречивые многозначительными взгляды на вошедшую пару. Остальные - дети недавних выходцев из среднего класса, все более упрочняющего свои права, наоборот, подаются вперед к вошедшим молодым людям, один из которых поблёскивает стеклами очков в тонкой прямоугольной оправе.
Он вышагивает по разноцветным мраморным плитам пола, образующим сложный геометрический рисунок, непозволительно громко переговариваясь с двадцатишестилетним наследным банкиром, и приглушенный размеренный гул голосов то и дело нарушается его резким северно-американским акцентом. Заметив на себе множество самых разнообразных взглядов, он ничуть не кажется смущенным, лишь озаряет ослепительной широкой располагающей улыбкой. На нём хорошо сшитый, но несколько кичливый по крою для англичан фрак. Хваткой рукой с ухоженными ногтями, но со следами плохо заживших мозолей на ладонях, он берет с услужливо поданного серебряного подноса высокий тонкостенный бокал с шампанским, искрящимся жемчужными нитями пузырьков. В его движениях нет привычной, едва ли не врожденной непринужденности джентльмена, но и скованности чувствующего себя не в своей тарелке, как бы выразился Франция - парвеню, тоже нет.
Кёркленд узнает его тут же, даже сквозь плотный ароматный дым дорогого табака, окутывающий его компанию словно облако, закрывающее вершину недоступного простым смертным Олимпа. По его лицу нельзя прочесть, как он относится к тому, что его бывший воспитанник явился сюда без приглашения. Британец физически ощущает на себе пристальное внимание молодого шатена, с серыми, как вечерние сумерки, глазами, сидящего напротив. У них сходные черты лица и одинаковые характерные густые брови. Дилан, единственный из пока еще трёх родственников Англии, которого он держит подле себя, касается кончиками пальцев до булавки галстука, выполненной в форме красного эмалевого дракона, это верный знак, что тот обеспокоен. Но англичанин сразу же прерывает его ожидание скандала незаметным движением кисти, на которой блестит на левом мизинце печатка с вдавленным изображением герба Британской империи. «Dieu et mon droit» - гласит их девиз, право решать сейчас всецело принадлежит Кёркленду младшему.
В этот же момент далеко от Лондона в одном ничуть не примечательном, на первый взгляд, пабе на севере острова Алистер, облаченный в темно-зеленый твидовый костюм, с недоброй угрюмой улыбкой посматривает на хмурого ирландского родственника сквозь стакан виски, не прекращая отпускать грубые шутки в обществе глупо хихикающих уличных девок. В его руках бокал с тёмно-золотистой жидкостью, далеко не первый, хотя ему не стоило бы сегодня так рьяно налегать на алкоголь.
- Знаешь, что малыш Альф здесь? – бросает хриплым голосом шотландец, обращаясь к брату на их древнем общем языке. Ближайшая «очередная дама сердца», расслышав незнакомую его речь, непонимающе смотрит на щедрого господина. Она громко прыскает в кулак, считая, что, должно быть, произнесенное - какая-то шутка.
Патрик, все еще кажущийся болезненно худым и хрупким, молча неопределенно передергивает плечами, ему неприятно вспоминать, как почти 20 лет назад его люди бежали от голодной смерти через океан к этому наглому юнцу. При этом он крепко до побеления костяшек сжимает граненный стакан с ледяным сидром тонкими, обманчиво кажущимися хрупкими, пальцами. Старейших жителей сегодня ждет долгая весенняя ночь, переходящее в теплое долгожданное лето. Из-за неё вся семья вынуждена - пожалуй, лучшее слово, характеризующее их отношения между собой - будет собраться в холмистом графстве на юго-западе страны.
Окружающие люди игнорируют вошедшего янки, продолжая разговор, лишь на секунду самые влиятельные из них кидают быстрые предостерегающие взгляды в сторону своих молодых наследников высоких титулов. Аристократы подчеркнуто держат дистанцию, не помышляя заводить с американцем знакомство, пусть даже и привел его представитель семьи, спасшей Банк Англии от, казалось бы, неминуемого монетарного кризиса. Впрочем, Джонса всё это мало волнует. Он находит удовлетворение в обществе людей, за которыми стоит индустриальное будущее Старого света. Людей, не боящихся мыслить по-новому и перемен, приносящих хорошую прибыль.
Когда Англия подходит к одному из столов за очередным стаканом лучшего ромового пунша, американец внезапно вырастает перед ним, словно из-под земли. Он поигрывает крупными тяжелыми новенькими часами, вращая те на цепочке настолько неторопливо, чтобы можно было рассмотреть изображение. На крышке изображен орел с реверса Большой печати. «Из многих – единое», провозглашает девиз глубоко въевшийся травлением в калифорнийское еще не тронутое патиной беспощадного времени золото. Оторвавшись от своей игрушки и балансирования на грани приличий, он поднимает небесно-голубые глаза на Британию и молча приветствует его неожиданным исполненным вежливости полупоклоном. Англия помнит времена, когда миром начали править не из-за крепостных стен, а из деловых контор. Когда скрип пера над векселем стал громче, чем колоннада пушек. Он отвечает на приветствие Альфреда снисходительным кивком и коротким жестом приглашает пройти в отдельную комнату для приватных разговоров. Оставляя Уэльс развлекать певучей светской беседой поскучневшую от ухода своего негласного сюзерена знать.
Уходят с раута британец, валлиец и Джонс вместе. Перед тем, как сесть в уже поданый экипаж, запряженный парой рослых кливлендских лошадей, Британия вполголоса отдаёт какие-то распоряжения Дилану. И позволяет задержаться еще на минуту, чтобы посмотреть на далекую морскую воду в холодных глазах валлийца, прежде чем тот покинет их в быстром хэнсомовском кэбе, в упряжке которого нетерпеливо бьёт копытом гибкий и выносливый уэльский коб. Двое же быстро добираются до городского особняка Артура. За мутными от грязного воздуха столицы стеклах плещется Темза под холодным багряным светом полной луны. Тени слуг скользят по облицованным дорогими панелями редких сортов дерева стенам.
Повелительный взмах руки, и в доме прибавляют дрожащее пламя газовых светильников, они ненамного, но разрежают густые мрачные тени в углах. До того момента, как яркий электрический свет пронесётся от бульваров Парижа до набережной Тёмной реки, остаётся каких-то 10 лет. И еще через 5 лет Альфред построит в городе, где коренное население превратилось в боро и округ первую электростанцию. Приглушенное шипение горелок наводит Джонса на мысли о ядовитых тропических змеях по дороге в огромный кабинет Британии.
Он больше похож на обжитую выставку экспонатов крупнейших музеев Лондона. На полках загадочно мерцают отраженным огнём пламени камина глаза-самоцветы индийских богов, стоящих рядом с булыжниками окаменелостей и хорошо сохранившимися бюстами римских императоров. На полу огромные китайские вазы династии Цин. В спертом воздухе, пряном от восточных благовоний с сладковатым запахом опиума застыл вечный тяжелый аромат дорогого виски и терпкого табачного дыма. На стенах множество разнообразных голов африканских представителей животной фауны саванны, висящих вперемешку с ритуальными масками коренного населения, старыми гобеленами и полинялыми военными стягами. С тёмных полотен знаменитых художников строго смотрят надменные короли и королевы в своих парадных вычурных одеяниях.
Америка с удовольствием занимает удобное байроновское кресло у огня, перед ним уже приглашающе стоит графин с виски и колотый лёд. Пока воспитанник бросает замёрзшую воду в стакан и наполняет его янтарной жидкостью, отдающей запахом бочки из американского дуба, Артур занимает зеркально расположенное место у камина. После того, как Альфредом выпит третий бокал, он начинает говорить заплетающимся языком практически не останавливаясь, изливая перед наставником всю его жизнь за последнее столетие. Фраза «Избранный Богом народ» произнесена им уже 13 раз в разном контексте, что довольно забавно для страны с свободой вероисповедания. Джонс впитал в себя всех богов, которые теперь уже «его люди» когда-либо приносили на территорию континента и искренне считал, что для того, чтобы заручиться поддержкой хотя бы части тех, кого ещё помнили сердца множества народностей, ему самому можно было без особого зазрения совести оставаться атеистом. Артур же, прекрасно все это понимая и честно стараясь не зевнуть, отставляет от себя практически полный с начала беседы стакан.
- Мы держим на плечах свод свободы для всего мира…, — американец уже начинает раскачиваясь ходить по комнате, опасно кренясь в сторону бесценного бело-голубого фарфора и продолжает цитировать, — В нашей юности наша сила; в неискушенности — наша мудрость.
Кёркленд младший молча возводит глаза к потолку, при этом успевая заменить, что на часах уже почти подошло время, и нужно заканчивать с Альфредом, пока желание бросить его в грузовой трюм ближайшего корабля, отправляющегося до Нью-Йорка, еще можно контролировать. Провожая Джонса под руку в гостевую спальню, он успевает выслушать его планы по покупке Аляски у России в следующем году.
- И уж тогда-то я отыграюсь на Уильямсе за твою поддержку южан! – бессвязно бросает американец, падая на мягкую перину кровати и тут же забываясь пьяным тяжелым сном.
Без сомнений, Альфред считает себя ключевой фигурой нового мира. Отношение к этому Артура можно охарактеризовать, как сочувствие к личности, навсегда застрявшей в юношеском максимализме, он знает, что в шахматах ключевые фигуры: ферзь и король - не бывают парными фигурами. У Америки же есть брат-близнец, так не похожий, к счастью, на него. Мэттью - малозаметный юноша с легким французским акцентом, недавно он выразил в одном из писем крайнюю обеспокоенность за свои территории после окончания войны севера и юга. Этот вопрос следует поднять, при ближайшей встрече с Викторией, обезопасить канадца нужно до покупки территории, которая подопрет его мстительным братом уже с двух сторон.
Но сейчас не до этого. Быстрым шагом Англия возвращался в свой кабинет. По дороге не премянув отдать слугам бережливое распоряжение, погасить свет ламп за ненадобностью. Он собирается вернуться в поместье уже после того, как рассветет, Альфред же вряд ли будет шататься после такой попойки ночью по чужому дому. Америка утверждает, что он ничего не боится, тем более таких глупостей, как темноты и призраков, но это наглая ложь. Сев за рабочий стол, закрыв перед этим дверь в комнату на ключ, Артур закрывает глаза и несколько минут, перед тем, как он очищает голову от любых отвлекающих его мыслей, молодой человек ощущает себя в своём старом доме, в котором, несмотря на исправное отопление, всегда есть оттенок вечной сырости от близкой реки. Затем он медленно встаёт, слепо, но уверенно шагая вперёд. Нет, он не запинается о дубовую столешницу. Его самое типичное для англичан лицо приятно обдувает весенний южный ветерок, а в воздухе пахнет влажной землёй и молодой зеленью луговых трав.
- Мы уже думали, ты послушал виндзорскую вдову и решил не приходить, - раздался рядом картавый голос с гортанным «р» Шотландии.
- Мы прекрасно справлялись когда-то и без него, - очень тихо, но отчётливо произнёс кто-то на ирландском.
- Падди, тебе вредно быть таким диким, разве мой урок не обошёлся тебе слишком дорого? Будь добр, говори со мной по-английски, - больно съязвил Кёркленд младший, по-прежнему рассчитывая только на четыре чувства из пяти и медленно покачиваясь с пятки на носок.
- Братья, давайте не забывать, зачем мы собрались все здесь! – спокойным певучим голосом попросил Уэльс. Прежде чем О'Нил успел огрызнуться в ответ. На несколько секунд в ноздри британца ударил пьянящий йодный запах водорослей и морской воды. И только поняв, что все они в сборе, Англия медленно открывает нефритового цвета глаза.
Они стояли на вершине высокого гластонберийского семиступенчатого холма. На котором так и не удержалась ни одна из церквей новой веры, несмотря на скрытую здесь священную, так желаемую когда-то Европой, чашу. Шёл последний час перед рассветом, и в его глубокой фиолетовой темноте нельзя было различить, что около подножья на много миль протянулись малонаселенные холмистые долины Сомерсетшира. В тусклом свете уже уходящей луны возле высокой башни святого Михаила из светлого ноздреватого песчаника стояли четыре фигуры в белых плащах друидов. Их схожие, как часто бывает у близких родственников, лица были обращены на восток, откуда ожидалась долгожданная весть о начале светлой половины года.
Древнее сооружение с двух сторон подпирали два высоких незажжённых костра из крепких веток скального дуба. Вокруг же царила сонная предрассветная тишь. Из года в год именно этот рассвет для Кёркленда младшего оставался истинным чудом. Перенося его на несколько мгновений в далекое, почти забытое за тысячами важных дел нового стремительного столетия дикое детство. Его нельзя было назвать счастливым, но в нём было то манящее волшебство, которое каждый год, столетие за столетием, звало абсолютно разных и едва переносивших друг друга стран острова на холмы праздновать Белтайн. С 1800 года они стали собираться на этом холме все вместе, это была инициатива Артура, в каком-то смысле он просто желал еще раз таким образом укрепить свою власть среди старших братьев. Возможно, отчасти это было продиктовано давней завистью, что он вечно был гонимым ими малышом. Ни Патрик, ни Алистер никогда не брали на встречу лета нелюбимого младшего брата. У Дилана празднование так вообще носило другое название - Галан-Май, но он предпочитал компромиссно подчиниться воле Артура, он всегда был таким текучим, как и стихия его имени. Однако горе тем, кто забывал, насколько может быть опасным и безжалостным северное море.
Небо в стороне Уилшира меж тем все заметнее светлело. Отчетливее становились видны холмы, покрытые прохладной утренней дымкой. Наконец около тонкой полоски розового золота горизонта вспыхивает ослепительная каемка восходящего солнечного круга, похожего на большую желтую монету из клада лепрекона. И тут же ночной ветерок стихает, словно его и не было секунду назад.
- Пора, - словно боясь нарушить священную тишину замершей перед новым днём природы, шепчет Алистер.
Вместе с ирландцем они синхронно вытаскивают уверенными движениями, каждый из своего нагромождения у башни, подходящие сухие ветки и благодаря тысячам лет практики в считанные секунды получают путем трения огонь, который тут же радостно и жадно лижет дубовые сучья, утробно довольно гудя и быстро занимаясь ритуальным парным пламенем устремляется в небо. Недалеко на востоке первые лучи солнца ласково касаются еще не тронутые реставрацией высокие камни мегалитического сооружения. И, словно почувствовав это первым, под свод готического портала прохода ступает Артур.
Проход под башней сквозной, и обычно в нем видна другая сторона холма, сейчас же дым от костра окутал вершину так плотно, что разобрать, что находится там, нельзя. Глаза начинает щипать, и видимость падает до расстояния меньшего, чем вытянутая рука. Поэтому в первую острую преграду первой попадает именно правая кисть, тут же больно колясь об розовые шипы. Англия рад этой боли, ведь это значит, что все получились и они успели. Он воодушевленно продирается сквозь кусты, вдыхая полной грудью сильный, кружащий голову аромат дамасской розы.
Ring a ring a Rosie, A bottle full of posie… Некстати возникает детский стих в голове Артура.
Кончаются заросли, но идти в густом, словно молоко, тумане, сменившему гарь и уже не раздражающем глаза, отнюдь не легче. Чертополох приносит неудобства для босых ног больше, чем предыдущие цветы. Но заканчивается и он. Остается не поскользнуться на пощипывающим ранки мясистом, остро пахнущем луке-порее, и вот уже ступни начинают утопать в густом ковре из приятно холодящего стопы утренней росой клевера.
Дымка рассеивается, и он оказывается в чаще Каледонского леса Той Стороны. Сотни пикси, эльфов с цветами в роскошных золотых волосах, фейри с слюдяными радужными крыльями, духов и самых разнообразных волшебных существ вьются в веселом танце около не обжигающего вечного пламени в центре огромной поляны. Само время изменяет свой ход и начало рассвета здесь длится намного дольше, чем в реальном мире. Чуть подсвеченное еще холодными первыми лучами небо, градиентом оттенков от лимонного до насыщенного иссиня-черного с далёкими холодными звёздами в вышине раскинулось над древними деревьями. Завидев англичанина, из пестрого круга танцующих выходит высокий крепкий старик в таком же белом домотканом плаще. Он строго смотрит на Артура, поглаживая длинную белоснежную бороду. Судя по звукам шагов, братья тоже уже выходят на поляну, они остаются за спиной и Кёркленд с некоторым удовлетворением глубоко в душе ощущает, как они тяжело дышат ему в затылок, не смея при этом стать рядом.
- Кто пришёл к нам, назовите себя! – у Мерлина совсем молодой голос, абсолютно не подходящий к его внешности. Артур помнит учителя ещё юношей, научившим его многому, что не пожелали открыть англичанину братья. Хотя способностей к магии у британца было ничуть не меньше Шотландии и Ирландии вместе взятых.
- Король Соединённого Королевства и Ирландии. Правитель Надземного царства, - торжественно начинает Артур, под пристальным вниманием замершего дивного народа. Древний язык матери дается ему всё труднее, хотя британец говорит на нем по-прежнему бегло и правильно.
- Покажи себя! – продолжает церемонию великий маг.
Англия торжественно спокоен. Когда-то было время, и он не умел менять облик, или же не мог решить, чей лучше выбрать. Потом, в первый раз, боялся, тонул в сомнениях, считал, что он не способен к подобному превращению. Но это давно ушло в века его становления как государства. Сейчас очертания человеческой фигуры тают, и на месте Керкленда младшего уже стоит огромный лев. Его шкура светло-бежевая с золотым отливом, а великолепная светло-русая грива почти стелется по земле. Его когти остры, словно бритва. Глаза - светлые изумруды, ярко сияющие даже в приглушенном свете неба перед восходом. Он оскаливает страшные клыки цвета слоновой кости. И весь народ Той Стороны, всех тех, кто когда-либо жил на острове, склоняется перед ним. Он неторопливо становится у правой руки Мерлина, ожидая ежегодного представления остальных братьев.
Один за другим под взывающий к ответу голос верховного друида они меняют свой облик на церемониальный-истинный. Шотландия – белоснежный единорог с тёмно-зелёными, как мох в тени реликтового леса, глазами, медно-огненной гривой, метровым перламутровый витым рогом, острее, чем любое из сделанных человеком копий, и золотыми копытами. Правитель Подземного царства. Уэльс – рубиново-красный дракон с синими глубокими, как океан, глазами, выдыхает тонкие белые струйки из ноздрей, и они вьются постепенно, растворяясь в прозрачном воздухе. Ирландия же единственный, кто не принимает анималистический образ и остается практически таким, какой он обычно и есть. Лишь уши становятся более заостренными, чуть удлиняясь, выглядывая из-под ярко-рыжих беспорядочных локонов. Одежда у него из зеленого сукна, а на высоком цилиндре того же цвета приколота эмалевая брошь счастливого трилистника. Его болотные глаза становятся чуть раскосыми, как у древних, еще не уменьшенных под давлением распространяющегося христианства лепреконов. Вместо слов, он неспешно перебирает струны небольшой старинной арфы, когда-то возвращенную ему богами света после вероломной кражи. Его отражение-близнец, первым обратится в древнее благородное животное, и поныне так бережно хранимое в недрах бесконечных торфянников, но до этого момента еще больше полувека.
До того, как присоединиться к пиршественным столам, накрытым под пологом ясеневой рощи, необходимо соблюсти еще одну формальность. Великая Битва за Корону, древнее противостояние Подземного и Надземного царств, весны и лета. Когда-то Артур шёл на неё с мечом, но теперь он предпочитает оставаться в облике льва. Ему кажется это еще более символичным, и это приносит меньше беспокойства фейри, не любящим железа. Мнения Алистера насчет этого он никогда не спрашивал, но тот и не пытался когда-либо возражать.
Двух великих зверей окружают их подданные, формируя арену, стараясь освободить под ристалище как можно больше места. Каждый знает исход заранее, но от этого интерес к битве не угасает век от века. Единорог и Лев начинают кружить, не спуская друг с друга цепких взглядов, в которых нет-нет и сверкают искры затаенного вечного соперничества. Первым теряет терпение шотландец, его шерсть отливает лунным серебром, и его первый бросок похож на всполох взорвавшейся шаровой молнии. Артур в последний момент отскакивает полным грации широким прыжком, оставляя Алистера ни с чем. Их бой больше похож на демонстрацию силы и ловкости, чем на полноценной сражение, у которого должен быть лишь один победитель.
- Позёры! – огрызётся Патрик, ему в такт раздается унылый звук арфы, похожий на вздох, исполненный горького сожаления, он чаще остальных бывает в этом Втором мире, и ему малопонятна та радость, которую испытывают остальные родственники от более редких и оттого всегда желанных посещений. Сейчас он мечтает лишь о хорошем пиве и приятной компании какой-нибудь благосклонной красавицы. Девушки эльфов высокомерно отворачиваются в ответ на его многозначительный, откровенно похотливый взгляд. Но их холодность никогда не останавливала ирландца. Сегодня редкий гость костра Лета уйдёт без пары гулять меж деревьев.
Дилан не произносит в ответ привычных примирительных слов. Ему хочется расправить затёкшие крылья и взлететь, его мало что интересует в этот праздник, кроме высокого неба и счастья вновь почувствовать эйфорию от свободного полёта, ощущения всем телом встречного потока ветра. Ритуальное сражение меж тем всё длится и длится. Кёркленд младший начинает считать, что пора уже заканчивать, он вполне покрасовался и уже хочет принять человеческое обличие. Но Шотландия проворно ускользает от его выпадов, никто из танцующих опасный танец на ковре счастливого клевера ни разу не коснулся друг друга. Алистер, конечно же, может просто преклонить колени, и на этом можно будет считать, что Артур победил. Но шотландец, перебравший за предыдущий ритуалу вечер алкоголя, не собирается сдаваться так легко. Утомленный его суетой, лев чуть замедляет ход, обращая своё внимание на зрителей. Вспомнить их имена, хорошая тренировка для памяти.
Вот Асраи, водяные феи тихих озёр. Аванк, сочетающий в своем облике тело рептилии и голову бобра. Кошка Палуга и баг Ленивый Лоренс, охраняющий от мальчишек-сорванцов сладость фруктовых садов. Множество прекрасных Ши, среди которых обособленно стоят кровожадные, с приторно-ласковыми улыбками бааван. И ненавидящий людей Баггейн, опасный и жестокий оборотень. Боглы, рьяные защитники обманутых сирот и вдов. Боуги, которых некоторые путники путают с псами Великой охоты. И броллахан с козлиными копытами. Все они, замерев, напряженно наблюдают за каждым движением англичанина, и в его душу закрадывается неприятный вопрос - что, если бы он проиграл хоть раз старшему брату. Не были бы рады этому больше мелкий народец, более расположенный к его рыжеволосым братьям, чьи люди всегда чтили духов и поныне оставляя им каждый вечер блюдце с молоком.
Он почти успевает задеть единорога, когда тот, видимо, подумав, что Артур отвлёкся настолько, что, потеряв бдительность, подходит слишком близко. Белым всполохом ему приходится уйти от удара, задев покатым лоснящимся крупом группу племени богини Дану. Те недовольно поднимаются с земли, отряхивая богато расшитые драгоценными нитями одежды, которые никогда не сможет повторить ни один из самых искусных портных в мире. Артуру нравится четвертое из правящих племен Ирландии больше всех. Шотландия все чаще спотыкается, его усталость становится более заметна, но она всё еще скомпенсирована быстротой реакции.
Среди владельцев четырех магических предметов стоит женщина. Артур единственный из всех сейчас замечает её. Она среднего роста с кожей молочного цвета и вечно юным прекрасным несколько округлым лицом, у неё длинные волосы, затейливо вплетенные в старинный серебряный венец, стилизованный под переплетение причудливых растений и цветов, их цвет унаследовал из трёх сыновей полностью лишь первенец Алистер. Глаза же у неё разные: серо-голубой и зелёный, включивший все его возможные оттенки. Бесконечно усталый, немного грустный взгляд её устремлен мимо своего младшего сына, который, как вкопанный, смотрит на мать. Артур не видел её целую вечность, и её образ почти стёрся из его снов. В образе льва ему неудобно говорить, и из его пасти слышится лишь сдавленный хриплый рык, вместо её священного древнего имени.
Он не замечает, как Алистер несется на него, тот думает, что Англия, как всегда, увернется, поэтому мало заботится о безопасности своих действий. Выпитое виски не позволяет ему понять, что тот, замешкавшись, не успеет этого сделать. За несколько метров до Льва у него проскальзывает переднее копыто на еще так и не высохшей ледяной росе. Это спасает Артура от глубокой колотой раны, и сам удар получается меньшей силы, чем мог бы быть. Неловко приземлившейся на землю боком единорог не успевает подняться, когда лев когтистыми передними лапами сильно прижимает его весом своего тела, мешая тем самым нормально дышать. В толпе от безотчетного страха пронзительно вскрикивает пикси и слышится глубокий удивлённый вздох Ши, прижимающих изящные, словно у оживших античных мраморных статуй, пальцы к губам. Шотландия моментально трезвеет, поняв, что совершил что-то непозволительное, он ранил своего сюзерена. И ему кажется, что алые мелкие бусины капель крови выступают из глубокой царапины на плече повелителя зверей неправдоподобно долго Он видит полные ярости и холодного дьявольского зелёного огня глаза Артура, видит бритвенно-острые клыки, приближающиеся к его такой беззащитной длинной шее. Дилан и Патрик отвлеклись от своих витающих в облаках мыслей, не успевая понять, что происходит, бессмысленно уставившись на, казалось бы, уже неизбежную кульминацию ритуала.
- Слава Королю Лета! –слышит сквозь звук бешено бьющегося в смертельном ужасе сердца шотландец звучный женский голос, который сразу же выводит из оцепенения толпу. И вот она уже гудит приветствие Льву-победителю.
Алистер будет думать, что у него в тот момент помутилось сознание, конечно же, от алкоголя, а не от страха. И вместо голоса Мерлина, который и должен был провозгласить об окончании боя, он услышал голос Древней Британии, давно ушедшей в Подземный мир так далеко, что даже он, будучи его формальным повелителем, не встречал её там за все долгие столетия. Его придушивает не звериная пасть обличия брата, а золотой ошейник с зубцами. На голове Англии так же появляется высокая корона, колко сверкая гранями крупных драгоценных камней и мутными слезами жемчуга на горизонтальной перекладине венчающего её креста. Уже поднимаясь с земли в человеческом обличии, они оба смущенно отводят друг от друга взгляд и идут за праздничные столы фейри, так и не произнеся меж собой ни слова. Артур продолжает бросать странные взгляды на чуть более тихих, чем обычно, гостей, игнорируя вопросы великого мага, кого он ищет среди толпы. Алистер же не дотрагивается до веселящих напитков, предпочитая до конца торжества начала лета пить лишь обжигающе ледяную ключевую воду. Яркие солнечные лучи будят мрачный Лондон. Освещая потемневший от смога облицовочный камень стен особняка Артура. Настает первый день нового сезона.
Артур первым поймёт необходимость чёрного золота, и позже его мотивы подхватит Джонс, достаточно разумный для того, чтобы не тратить только собственные ресурсы невозобновляемого топлива. Американец будет действовать прямолинейно, прикрываясь геройскими лозунгами, но как будут неправы страны, державшие его за молодого дурачка, возомнившем себя освободителем Европы после Второй мировой войны с молчаливого согласия ближайшего окружения на западе континента. Зеленоглазый лев, казалось бы, удалившейся на свой остров после столетий былой славы, с улыбкой, перенятой у египетского сфинкса со времен суэцкого кризиса, спрятанной сначала в густом желтом тумане индустриализации, а затем за стенами крепких особняков на Пэлл-Мэлл, внимательно следит за партией шахмат, начатой им так давно, и фигурами, расставленными много десятилетий назад. Они обрели свободу и мысль, но не волю. Она по-прежнему находится в руках Артура, благополучно облаченного в респектабельные твидовые костюмы и окутанного ароматами успокаивающих лавандовых ферм Сомерсета и по-английски сдержанного и подтянутого ветивера от Creed.
Обоснуй:
На картине Бенджамина Уэста остаётся белое пятно, «Парижский мир», групповой портрет работы Бенджамина Уэста (1738—1820). На портрете, среди прочих, изображены Бенджамин Франклин и Джон Адамс. Члены британской делегации отказались позировать Уэсту, и портрет остался неоконченным.
…с двадцатишестилетним наследным банкиром… Натаниэл Ротшильд, он же 1-й барон Ротшильд. Действие данной части зарисовки происходит примерно в 1866 году. …бросает хриплым голосом шотландец, обращаясь к брату на их древнем общем языке. Гэльский язык скоттов на самом деле диалект ирландского языка. …ему неприятно вспоминать, как почти 20 лет назад его люди бежали от голодной смерти через океан к этому наглому юнцу. Ирландский картофельный голод произошёл в 1845—1849 годы. Голод спровоцирован эпифитотией фитофтороза — массовым заражением картофельных посевов на острове патогенным оомицетом Phytophthora infestans. За те несколько лет голода Ирландия потеряла 20-25 % своего населения. Сейчас в одних только Соединённых Штатах Америки проживает свыше 40 миллионов человек ирландского происхождения. …будет собраться в холмистом графстве на юго-западе страны. Glastonbury Tor - близ древнего города Гластонбери (графство Сомерсет, Англия) представляет собой естественное возвышение высотой 145 метров, над которым вздымается средневековая башня церкви св. Михаила, повреждённой землетрясением 11 сентября 1275 года.
…единственный из пока еще трёх родственников Англии… Хэдканон основан на Разделении Ирландии — произошедшее в 1922 году разделение острова Ирландия на две территории: Северную Ирландию (как часть Соединённого Королевства Великобритании) и Ирландское Свободное государство (ныне Республика Ирландия). До этого с 1801 года весь остров был частью Великобритании и управлялся как единое целое. Их становится двое: Симус и Патрик О`Нил. До того момента, как яркий электрический свет пронесётся от бульваров Парижа до набережной Тёмной реки, остаётся каких-то 10 лет. Всю прелесть электрического освещения человечество ощутило, лишь когда в 1877 году Франция первой использовала дуговые электрические свечи Павла Яблочкова, затем уже Британия. Темза (Temese) происходит от кельтского названия этой реки — Tamesas (от пракельт. *tamēssa), записанного по-латински как Tamesis и отражённого в современном валлийском Tafwys «Темза». Название предположительно обозначает «тёмная» и сравнивается с ирл. teimheal, валл. tywyll «темнота» (пракельт. *temeslos), ср.-ирл. teimen «тёмно-серый», «тьма», др.-инд. Tamas). И еще через 5 лет Альфред построит в городе, где коренное население превратилось в боро и округ. Чтобы увеличить сбыт своих лампочек, в 1882 году Эдисон построил в Нью-Йорке первую электростанцию, которая обслуживала целый квартал. На территории, где ныне расположен Нью-Йорк, задолго до появления здесь европейцев жили индейские племена Манахаттоу и Канарси. Манхэттен стал Бо́ро единицей административного деления города Нью-Йорк. А Канарси превратился в округ боро Бруклина.
…тёмным золотом, отдающим запахом бочки из американского дуба… Quarter cask — солодовый виски, взятый из одной бочки из американского дуба меньшего размера; получается более крепкое (до 50 % об.) и более насыщенного вкуса. Созревает быстрее. …американец уже начинает, раскачиваясь, ходить по комнате, опасно кренясь в сторону бесценного бело-голубого фарфора и продолжает цитировать… "Мы, американцы — особый, избранный народ — Израиль нашего времени", — заявлял уже в 1850 году Герман Мелвилл, писатель, отнюдь не склонный к прекраснодушному оптимизму. "Мы держим на плечах свод свободы для всего мира <...>, — продолжал он, — В нашей юности наша сила; в неискушенности — наша мудрость".
….недавно он выразил в одном из писем обеспокоенность за свои территории после окончания войны севера и юга. Этот вопрос следует поднять при ближайшей встрече с Викторией, обезопасить канадца нужно до покупки территории, которая подопрет его мстительным братом с двух сторон. Основание Dominion of Canada отвечало длинному ряду целей. Цели Федерации определяются страхом перед соседними США во время гражданской войны в США, длившейся с 1861 по 1865 и побудившей британскую Корону занять позицию в поддержку южных рабовладельческих колоний. В США даже говорили об аннексии Соединённой Канады для того, чтобы отомстить за поддержку Соединённого королевства по отношению к южному сепаратистскому движению.
Падди, тебе вредно быть таким диким, разве урок не обошёлся тебе слишком дорого? Будь добр говорить со мной по-английски. Английский язык стал языком большинства только в 40-е гг. девятнадцатого века. В тот период в Ирландии случился большой неурожай, на устранение которого английские власти не особенно старались повлиять. Сэр Чарльз Тревельен, секретарь британского казначейства, сторонник невидимой руки рынка сказал: “Этот голод — кара божья и урок диким и буйным ирландцам”. …первые лучи солнца ласково касаются еще не тронутых реставрацией высоких камней мегалитического сооружения. Имеется в виду Стоунхендж в графстве Уилтшир, Англия. Реставрация, предпринятая в 1901—1965 годах, стала предметом резкой критики и даже журналистских расследований в начале XXI века.
Ring a ring a Rosie, A bottle full of posie… All the girls in our town Ring for little Josie Впервые теорию связать этот детский стих с эпидемией чумы в Англии попытался продвинуть популярный романист Джеймс Лизор в своем довольно ярком отчете о жизни Лондона XVII века под названием «Чума и огонь» (1961). Надо сказать, до тех пор не прослеживалось никакой очевидной связи (и не было абсолютно никаких доказательств), что стишок поется именно в этом виде якобы уже 400 лет и якобы в качестве способа сохранить в людской памяти нанесенную чумой травму. Это не так. Самая ранняя из записанных версий знаменитого детского стишка датируется 1790 годом и происходит из Массачусетса.
…старинной арфы, когда-то возвращенной ему после кражи богами света. Легенда гласит, что первая гэльская арфа была дарована богами правителю Дагде, однако боги холода и тьмы похитили её, после чего добрые боги света и солнца отыскали её и вернули владельцу, чтобы тот играл, принося музыкой радость людям.
Его отражение-близнец, первым обратится в древнее благородное животное… Хэдканон на гербе Северной Ирландии, олицетворением который является Симус, изображен ирландский лось. Он же большерогий олень, вымерший представитель рода гигантских оленей.
@музыка:
Fun ft Janelle Monae – Tonight we are young
“All pleasure should be a little bent, don’t you think?” - Mark Gatiss
Roses are red, Violets are blue, Sugar is sweet, And so are you.
И всё же хорошо, что Independent пару дней назад сообщило о возобновлении проекта) Ведь Стиву этот Шерлок пришёлся по душе. А Фрай знает толк в Холмсах...
Mycroft’s house? Лично у меня доводы, за то что это дом старшего Холмса - верхние витражи на окнах.
"Also; why is Lestrade there? HELP. I’m so excited!" Сразу же завопили на tumblr, что же делает там инспектор. И действительно, лично мне бы не ъхотелось, чтобы в 4 сезоне в дом если это действительно его дом Майкрофта наведывалась полиция и Шерлок выглядящий достаточно нервно... см пикчу ниже...
А тот ли дом? Присмотревшись можно заметить что машина припаркована не у красного кирпичного дома, а у белого. И то как вышел инспектор из машины, даёт понять, что идёт он в сторону другого дома... вилами на воде, но надежда, как известно последней убегает с поля боя(
Название: Тринадцатый удар Миллениума Автор: Relictum_mores Бета: Rekky Статус: закончен Персонажи: Майкрофт Холмс, Шерлок Холмс, Англия, Америка Жанр: Ангст, Драма, Мистика, Психология, AU Рейтинг: R Предупреждение: OOC Краткое содержание: Король, Лев и Ворон. Посвящение: Памяти 11 сентября 2001 года. Примечания: историчские факты могут быть сознательно изменены и подогнаны под сюжет и наоборот. <Ибо человек...(за двумя зайцами) Извиняйте, вдохновение решило что будет так - и точка.> Отказ от прав: персонажи принадлежат Химаруе, Сэру Артуру и сценаристам Шерлока Размещение: Разрешение в обмен на ссылку.
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/authors/377
читать дальшеСентябрь третьего тысячелетия выдался для Лондона прохладным, но радовал тем, что хотя бы погода стояла сухая и ясная.
С утра одиннадцатого у Артура не задался день. У него редко бывало так, чтобы всё валилось из рук без видимой на то причины. Сначала он сорвался на премьер-министра, придравшись к его переносу встреч с Королевой на среду. Почему-то именно в этот злосчастный вторник Артур потерял над собой контроль и привычно заявился в гостиную шотландского замка в положенное утреннее время. При этом проигнорировав странные взгляды слуг, провожавших его уверенный хозяйский шаг до нужной комнаты. В ней около неразожженного камина действительно сидела Королева в простой одежде местного стиля, характерной для переменчивого климата начала осени в Шотландии. У её кресла стоял Кёркленд старший, который не пожелал даже из простой вежливости прервать оживленный разговор с герцогом Эдинбургским о великолепном олене, увиденным им недавно в долине, хотя появление брата не осталось для него незаметным. Герцог сидел напротив супруги и мечтательно смотрел в окно, уже, видимо, представляя, как возьмёт внуков охотиться на холмы, что было одним из любимых забав Маунтбеттена. Шотландец замолчал лишь когда Елизавета II, вежливо и несколько удивленно приподняв брови, поздоровалась, наконец обратив внимание на вошедшего Англию.
- Что-то случилось? – спросила своим приятным голосом Королева, предостерегающе погрозив презрительно фыркнувшему шотландцу пальцем, словно тот был непослушным ребенком, от которого стоит только отвезти взгляд, и он учинит какую-нибудь шалость.
- Нет, Ваше Величество, - чувствуя, как его лицо начинает розоветь от нахлынувшего стыда из-за собственной оплошности, британец судорожно замялся, пытаясь найти вескую причину своего столь раннего присутствия в резиденции, - хотел лишь удостовериться, что у Вас всё хорошо.
Та понимающе улыбнулась и предложила ему присоединиться к ним, но англичанин, уже взявший себя в руки, вежливо отказался и бросил хмурый взгляд на лукаво оскалившегося старшего брата, который сложил пальцы рук аркой, напоминающую мост. «У тебя есть моё тело, но не моя преданность и моё уважение,» - раздался голос Уоллеса в голове Соединенного королевства. Королева, заметив их переглядки, встала с кресла и, сделав жест, чтобы Алистер нагнулся к ней, отвесила ему легкий воспитательного характера подзатыльник. После которого он тут же примирительно пробурчал что-то похожее на «прошу прощения, мэм». Кёркленд младший, чувствуя себя оскорбленным перед сувереном, едва сдержался, чтобы не исчезнуть на месте, наплевав на приличия. Но всё же, из глубокого уважения к Елизавете II и Филиппу, вышел за дверь, прежде чем мгновенно вернуться в Лондон в крайне взвинченном состоянии.
Этим летом Блэр повторил успех своей партии 1997 года, уверенно заткнув за пояс Уильяма Хейга, тот же, не выдержав этого, подал в отставку, несмотря на попытки Артура его остановить. И ответ лейбориста на несущественную жалобу страны, который после досадной оплошности тут же примчался на Даунинг-стрит 10, Кёркленд расценил более чем дерзким.
- Артур, давайте мы перенесём решение вопросов на завтрашнюю встречу, сейчас вы, мягко говоря, не в состоянии конструктивно мыслить, – с безупречно вежливой улыбкой спокойно ответил переизбранный премьер, нехотя оторвавшись от подписывания аккуратно лежащей стопки бумаг.
Артур возник перед ним из неоткуда так резко, что легкий испуг довольно быстро перешёл в плохо скрытое раздражение. Обычно англичанин не возникал из воздуха посреди его кабинета, а пользовался при передвижении в рамках столицы хотя бы дверьми.
- Вы забываетесь, Энтони Чарлз Линтон! Что вы успели сделать за это лето, кроме разбрасывания обещаний об увеличении числа медсестер и равенстве? – последнее слово англичанин подчеркнул особенно сквозившим в голосе негодованием, он всё же оставался ярым приверженцем консерваторов. И на всяческое навязывание панибратства в устоявшихся, несмотря на некоторые изменения в политике и влияние современного мира в целом, слоях общества, вызывало у него даже сейчас ноющую зубную боль.
- Тони, ты представляешь та статья в Sun… - пресс-секретарь замолчал в нерешительности, продолжая держаться за ручку приоткрытой двери кабинета и переводя изумлённый взгляд с Артура на Блэра и почему-то еще на плотно закрытое и зашторенное гардиной окно.
- Простите, сэр Кёркленд, я не заметил, как вы вошли, - еще Кэмпбэлл хотел добавить, что, вероятно, отвлёкся и поэтому пропустил этот, несомненно, важный момент. Но он был готов поклясться, что мимо его стола в соседнем помещении никто не проходил уже почти как час.
- Алистер, пожалуйста, закройте дверь с той стороны! – сердито бросил вместо приветствия англичанин, даже не повернувшись к советнику. Он терпеть не мог человека, негласно считавшегося вторым по влиянию после премьера. И эта неприязнь основывалась далеко не только на совпадении имен Кэмпбэлла и его старшего брата.
Тот хмуро окинул напоследок окружающую обстановку светло-серым взглядом из-под сильно выдающихся на его лице надбровных дуг, многозначительно задержавшись на лице Блэра, но завуалированный указ "исчезнуть с глаз долой" исполнил. Премьер-министр снисходительно посмотрел на Великобританию, всем своим видом показав «Я ведь говорю, вы не в себе. Вот обидели моего друга ни за что». Но предусмотрительно промолчал, не став открыто язвить по поводу «здравого смысла» и прочего. Артур поймал себя на мысли, что игравшая на его губах улыбка делала премьера похожим на лопоухого тролля.
Обедать британец пошёл поздно в самое обычное кафе, при этом пригласив составить ему компанию Холмса старшего. Тот был удивлен выбором не самого изысканного, на его взгляд, места для трапезы, но отказываться не стал, тут же предложив проехать вместе с ним на служебной машине. Кёркленд был, пожалуй, единственным пассажиром ягуара XJ, тонированным практически до слияния с насыщенно-черным оттенком кузова стёклами, кроме разве что самого Холмса, не ощущавшего себя в его салоне напряженным. По дороге чиновник британского правительства терпеливо выслушивал жалобы Артура на несносного премьер-министра, хотя большая часть его мышления была занята расчетом предстоящих выборов в паре не самых влиятельных стран и общую напряженность военной обстановки в мире.
- Он даже не соизволил что-либо предпринять 13 июля в Москве. Лондон мог стать первым городом, принявшим у себя Олимпиаду трижды! – Великобритания трагически размашисто взмахнул кистью, чуть не выбив из рук Майкрофта карманный молескин, в котором он то и дело делал какие-то пометки.
- Уверен, сэр, он непременно сделает это в 2012 году, - чиновник произнёс это так учтиво и тут же убрал записную книжку во внутренний карман пальто, всецело отдав своё драгоценное внимание родной стране, что Кёркленд сразу же отметил, смягчившись от почтительного обращения.
- Я желаю, чтобы Энтони лично за это ответил, вы меня понимаете? – уже более спокойно, но по-прежнему строго, настоял англичанин, пристально посмотрев в подмечающие каждую деталь глаза советника Секретаря. От того не укрылись ни шерсть маленьких корги на брюках Артура, ни остатки стойкого одновременно дымно-кожаного и в тоже время с нотками лимона и ванили туалетной воды премьер-министра.
- Да, это возможно устроить, - Холмс старший был, пожалуй, единственным человеком в приближении Артура, у которого «да» означало «да». Тот никогда не использовал это простое на первый взгляд слово, которым ежесекундно бездумно сорило более миллиона людей в мире, если не был уверен в том, что мог что-либо сделать на 100%.
В такие минуты Кёркленд ловил себя на досадной мысли - как жаль, что Холмс не желает публичности и довольствуется своей ролью, находящейся в глубокой тени политической сцены. Как знать, что было бы, будь это не так…
К двум часам дня они прибыли к уютное кафе неподалеку от центра. В это время в нём было довольно много посетителей, но просторное удобное место у окна было не занято. Майкрофт некоторое время назад заметил для себя, что, находясь в компании Артура в общественных местах, на них мало кто обращал внимание. Что несколько осложняло задачу охране, вечно скользившей по пятам своего босса, сливавшейся с окружающим миром настолько хорошо, что порой даже Холмсу нужно было чуть пристальнее, чем обычно, осматривать окружающую обстановку, чтобы заметить своих людей.
Сейчас было бы очевидно, что приехавшие на чёрной тонированной машине хорошо одетые двое мужчин могли бы привлечь намного больше взглядов окружающих в этом месте, чем чувствовал на себе чиновник. За что он был благодарен предусмотрительному и никогда ничего не забывающему Кёркленду, старавшегося сделать жизнь нужных ему людей комфортнее. Великобритания с аппетитом поедал рыбу в хрустящей панировке, изредка макая её в соус. Майкрофт же, отказавшийся от подобной еды, неспешно потягивал Харрогейт без газа из кристальной чистоты хайболла, поддерживая непринужденный разговор.
Из кармана Артура раздалась стандартная трель мелодии телефонов Nokia. Англичанин неторопливо промокнул рот и руки бумажной салфеткой. И привычным движением вынул слайдер, его только что спокойное лицо недовольно поморщилось, когда он увидел на экране номер звонившего. Майкрофт хорошо знал, что подобная реакция у его страны может быть только на двух личностей. И, судя по тому, что он не нажал на кнопку сброса сразу же, это не был Франция.
- Что же за день такой… - с нарастающим в голосе раздражением проворчал англичанин и, коротко извинившись, поднялся из-за стола, направившись в сторону выхода. Громкий щелчок раскрывшегося корпуса Nokia и грубое «Алло» были отчетливо слышны через жужжание обедающих и еще ни о чём не подозревающих людей.
С уходом Англии, фигуру которого теперь можно было различить стоящей на улице недалеко от витрины ближайшего магазина, чиновник сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Хотя «сфера невнимания», как для себя обозначил Майкрофт способность англичанина делать так, чтобы окружающие не досаждали серому кардиналу, всё еще исправно действовала. Небо на улице из оттенка ковентри, каким оно было несколько часов назад, превратилось в практически угольное, с низкими свинцового цвета клокастыми тучами, наводившими безрадостные мысли о предстоящем ливне. Стекло глушило шум города, и о чем разговаривал Кёркленд с назойливым американцем, а позвонившим, несомненно, был именно он, не было возможности расслышать.
С лица Артура между тем уж слишком резко схлынуло раздражение. Затем на нём быстро сменили друг друга недоверие, удивление и под конец оно выражало самый неподдельный ужас, эмоцию, которую Холмс старший никогда ранее не видел у Англии. Кёркленд заметался по тротуару, натыкаясь на случайных прохожих и периодически оступаясь с бордюра сбегал на проезжую часть, где ему сигналили машины, при этом не отнимая телефонной трубки от уха и не прекращая что-то в неё кричать. Было понятно, что произошло что-то из ряда вон выходящее.
И пока Майкрофт решал, что он может предпринять в сложившейся ситуации, у него самого зазвонил идентичный телефонный аппарат. Звонил один из внешних «личных» агентов, сейчас находившихся в Нью-Йорке, что лишь подтвердило подозрения о связи с Америкой. За малый промежуток времени, который Майкрофт Холмс потратил на оплату обеда и выход из помещения, он успел понять, что ситуация на той стороне океана критическая.
Британский служащий не переспрашивал запыхавшегося судя по дыханию человека, которого и так было плохо слышно из-за творившегося вокруг него ада из криков о помощи, вое сирен пожарных машин и какого-то утробного громкого гула, словно к нему приближался поезд метро, а затем связь прервалась. Как всегда, в моменты исключительной опасности Майкрофт действовал отлаженно и очень быстро. Оценив расстояние до продолжавшего метаться англичанина, лицо которого стало серого цвета, чиновник понял, что всё же успевает совершить пару звонков. Первым он потребовал усилить меры безопасности до первого уровня и сделал несколько распоряжений, соответствующих складывающейся ситуации, голосом, не терпящим отлагательств, благо, люди, его услышавшие, никогда не обсуждали его приказы, а именно он потребовал усилить досмотр в аэропортах и наблюдение за общественными и правительственными учреждениями. Вторым поставил в известность начальство. Третьим с помощью быстрого набора вызвал Шерлока, хотя и не был уверен, что тот находится, по крайней мере, на территории родной страны.
Тот на удивление быстро снял трубку и раздраженно поинтересовался «Какого черта Майкрофту от него нужно?», судя по звукам, он находился на подходе к метро St. Paul’s, собираясь отправляться в Бартс. Майкрофт не тешил себя тем фактом, что брат ответил на звонок практически немедленно. С вероятностью 99,9% он просто застал тот момент, когда Шерлок собирался достать пачку сигарет, лежащую всегда в одном кармане с мобильным. Эту же теорию подтверждало то, с какой дрожащей от нетерпения интонацией в голосе брат произнёс фразу. В клинику же он спешил, судя по времени, явно не на работу. Видимо, желая проверить еще одну из своих догадок про замороженную донорскую кровь, или, может быть, это был эксперимент по измерению прозрачности хрусталика глаза трупа. Майкрофт, несколько успокоенный, что Шерлок находится в Лондоне, коротко бросил «Постарайся быть сегодня осторожен», тут же нажав на отбой, пока недоумевающий брат обдумывал непривычную просьбу своего «вечного опекуна». Если уж тот конкретизировал временной промежуток, когда нужно повысить внимание, значит где-то произошло, нечто действительно опасное.
Недавно Шерлок всё же переселился по настоятельной просьбе родителей в зеленый район Блумсбери и периодически брюзжал британскому правительству, просящему помочь в очередном деле «государственной важности», что идти до станции метро от его комнаты на Montague Sreet так долго, что можно выкурить не одну сигарету любимых ротманс. А за аренду помещения, в котором он не может обустроить нормальную лабораторию для опытов, в своем прошлом районе у него была возможность снять целый дом. Старший брат склонен был не принимать последний довод всерьёз. После очередной миссии на счет Шерлока падала крупная сумма, вполне достаточная, чтобы «сводить концы с концами», даже пожелай он обосноваться в Челси. К слову, от своей профессии детектива-консультанта Холмс младший получал не только высокие дозы адреналина, разгоняющего его вечную скуку в мире ненаблюдательных индивидуумов.
Чиновник вытащил за цепочку классическую модель часов Woodford, которые изредка по настроению сменяли респектабельный брегет, и посмотрел на циферблат. Почему-то он никогда не любил ориентироваться по времени на экране телефона, будто бы электронные часы были менее точными, чем механика. Майкрофт успел на какое-то время обезопасить столицу Великобритании за 3 минуты. Теперь оставалось разобраться с Артуром.
Воплощение страны стоял к нему спиной в каких-то 10 ярдах от чиновника.
- Альфред, беги оттуда!!! Альфред!!! – раздался пронзительный громкий крик англичанина, который не был из тех, кто срывается на повышенные тона на многолюдной улице.
Время, словно замедлило свой ход, Майкрофт видел, как замерли люди, удивленно посмотрев на странного мужчину, который выглядел так, будто внезапная смерть настигла близкого ему человека прямо во время их телефонного разговора. Казалось, его вопль, полный страха и злобы за собственную беспомощность, заставил весь оживленный Лондон на долю секунды остановиться, а жители острова, как бы далеко они не находились от столицы, почувствовали нахлынувшее беспричинное смутное ощущение беспокойства. К концу дня оно только усиливалось, подпитываясь от новостей центральных телеканалов, каналов и сводок по радио.
Холмс старший, казалось, бесконечно долго бежал эти 32 фута. Но все же успел схватить англичанина за руку, выдергивая того на безопасный тротуар. Рядом по проезжей части проехал грузный алый автобус, который вполне мог зацепить Кёркленда, находившегося на тот момент в крайне заторможенном состоянии.
- Связь оборвалась. Майкрофт, он ведь был совсем рядом, когда северная башня упала, - сорвавшийся голос страны звучал странно, неузнаваемо-страшно. На искаженном ужасом лице предательским влажным блеском светились светло-зеленые, ставшие мутными от горя глаза.
Холмс ничего не ответил, он крепко держал Артура и почти насильно тащил того в сторону автомобиля со сглаженными линиями блестящего бронированного кузова, который уже сдавал назад, дабы быстрее принять их в свой безопасный салон, успокаивающе и дорого пахнущий новой кожей. Где-то в более чем 3106 милях через Северный Атлантический океан, еще почти что полминуты стоял столб угольно-черного дыма, сохранявшего очертания рухнувшей башни-близнеца, пока с безмятежной небесной лазури в тот ясный день, его не стёр порыв ветра.
Англия отошёл от шока, когда они уже подъезжали к угловатому, словно рисунок 8-битной графики, зданию, нависшему над свинцовыми водами Темзы. Он перестал пытаться дозвониться до Джонса и теперь сгорбленно сидел, привалившись боком к двери и безучастно смотря на улицу. Из-за плотной пелены тонировки внешний мир был похож на чёрно-белый старый фильм. Где-то в небе над ними раздался глухой раскат грома, от которого оба пассажира вздрогнули, и сразу же пошёл стеной дождь, разбивающийся на мелкую водную пыль о покатую крышу представительского седана. Машина скоро нырнула в неприметные с улицы ворота внушительной по размерам подземной стоянки госучреждения.
- И Пентагон ведь тоже...- произнёс первую за всю поездку фразу Артур, выйдя из салона и привычным шагом, будто бывал здесь каждый день, направился к ближайшему от них лифту.
- Здесь безопасно, - Майкрофт почувствовал, что эти слова сказал скорее чтобы напомнить об этом самому себе, чем ободрить Соединенное королевство. Он вызвал в зеркально-стальной кабине номер этажа, где находился его личный кабинет. Артур прислушался к монотонному механическому шуму подъемника и рассеянно запоздало кивнул.
В Кабинет он вошёл первым, открывая каким-то своим, неведомым Холмсу старшему способом, защищенную новейшим электронным замком дверь. По-хозяйски кинул на вешалку плащ и расположился за его рабочим креслом, на ходу включив ноутбук, лежащий на громоздкой базе. Как всегда, не спрашивая на что-либо разрешения. Обычно у Артура это выходит, как нечто само собой разумеющееся, но сейчас Майкрофт чувствовал, что что-то происходит не так, как обычно. Расценив это всего лишь проявлением нервного потрясения Кёркленда, Холмс молча наблюдал, присаживаясь напротив на стул для посетителей.
Англия все же всегда был привязан к строптивому воспитаннику, хотя в присутствие Альфреда всячески делал вид, что тот его лишь крайне раздражает. Теплое покровительственное отношение всё равно было заметно, как наверняка опытному взгляду заметно желание скромного правительственного служащего контролировать и направлять в нужное русло жизнь младшего брата, всячески ловко оберегая того от любых заданий секретных ведомств, которые касались бы операций не на территории Англии. Еще более предпочтительным вариантом было постоянное нахождение Шерлока в черте Лондона, где влияние старшего брата на различные сферы деятельности мегаполиса стремилось к абсолютному. Холмс младший для Майкрофта подобен ворону Тауэра. Стоит его не застать на привычном месте - жди беды. Артур не спрашивает пароль из 17 случайных цифр, стоящих преградой перед запуском операционной системы.
Именно столько ступеней будет вести в квартиру на втором этаже дома 221 б на Бейкер-стрит. Но сейчас это пока что не важно, и Шерлоку придётся ещё девять лет тратить на дорогу к ближайшей станции подземки 10 минут, чтобы проехать одну до официального места работы. В общей сложности он тратит на всю дорогу до больничной лаборатории 20 минут быстрым шагом, за которым неустанно наблюдает Майкрофт с помощью своих людей. Если у него нет дел особой важности, он получает доклад о местонахождении брата один раз в день. Конечно, если в маршруте детектива нет каких-либо опасных пунктов назначения. Вести Шерлока с каждым годом сложнее, он быстро учится и мало уступает старшему брату в способности наблюдать и замечать. За последние несколько лет сменилось больше сотни агентов, однако же те, кто прошли испытание Холмсом младшим, заслуживали самых высоких оценок в искусстве конспирации.
Перед тем как зайти в интернет с безопасного высокоскоростного подключения, редкого в те времена даже для государственного учреждения, и начать просматривать новости, Англия поднимает глаза цвета неспелого крыжовника с монитора и, будто бы впервые видя Майкрофта, смотрит на него долгим просвечивающим, словно рентген, неуютным взглядом. Тот не отворачивается, хотя, признаться, это и чертовски трудно. Холмс пытается отвлечься от нарастающего нехорошего предчувствия и замечает, как неудобен стул для посетителей по сравнению с его рабочим местом, и что на столе не хватает для завершающего штриха в интерьере какой-нибудь эффектной детали. Возможно, маленькой скульптуры. Видео с места происшествия Артур смотрит без звука, но то, что он занят именно этим, служащий правительства замечает по его задержке дыхания и зрачкам, сужающимся до размера маковых зёрен от внутренней боли. Молчание, висящее в кабинете, становится неуютным, как жёсткое сидение. Нарушаемое изредка кликами клавиш и шумом системы воздушного охлаждения электронных плат. Затем раздаётся писк телефона о входящем смс и почти сразу же тот начинает звонить. Англия, не глядя, кто это именно, берет трубку.
- Да... У меня все нормально... Как у тебя? Спасибо, - голос британца сух и официален, он отвечает на английском, хотя, судя по отрывкам фраз, доносившихся из динамика, говоривший был французом. Он продолжает скроллить по электронным страницам газет, чуть отодвинув от уха трубку. - Бонфуа, извини у меня вторая линия.
Пока Артур переключался между непрерывно названивающими странами-соседями, уже извещенными о произошедшем, Холмс позволил себе разобраться со своими непосредственными делами, отдав секретарю несколько распоряжений по смс.
- Что нового? - по повелительному тону фразы советник Секретаря понял, что на этот раз обращаются к нему.
- Наблюдается задержка рейсов в Америку, они закрыли воздушное пространство, - Майкрофт продолжал смотреть на экран своего телефона, периодически отвечая кому-то короткими текстовыми сообщениями.
- Нужно успокоить пассажиров и открыть запасные посадочные полосы. Если потребуется, пусть возвращающиеся воздушные судна садятся на территорию военных баз, - скорее приказал, чем попросил Англия. И уже сам набрал чей-то номер, находившийся на кнопке быстрого набора.
- Уже сделано, - как можно тактичнее отозвался Холмс старший, однако его ответ не был удостоин страной даже кивком головы.
- Мэттью, здравствуй. Да, получил твоё смс. Говори! - Керкленд нервно прикоснулся к винно-красному галстуку, поправив золотой зажим в виде искусно выполненного герба Соединенного Королевства, - Спасибо за самолеты... Да, будем на связи. Сообщи, как найдёшь его.
Обманчиво незаметный Уильям действительно был сейчас одним из немногих, кто мог быстро добраться до своего брата-близнеца.
Англичанин со вздохом нажал отбой и положил слайдер перед собой. Затем заметив, что все вещи на столе находятся педантично ровно, машинально поправил пальцами расположение своего телефона.
- Майкрофт, - начал он, вновь пригвоздив чиновника испытывающим взглядом и голосом, не обещающим ничего хорошего.
- Артур? - отозвался чиновник, не добавляя слово «сэр». Он знал, что сейчас провести изысканными светскими манерами Англию не удастся.
- Кто тебе сообщил о башнях-близнецах? - в лаймовых глазах англичанина тлели зелеными огнями угли.
- Мой агент. Он был недалеко от Всемирного торгового центра, - Майкрофт почувствовал, что чем дольше он смотрит на эти колдовские огни, тем хуже может подбирать правильные слова.
- Мистер Холмс, на месте... Трагедии, - британец на миг прикрыл глаза, подбирая подходящее слово к произошедшему - Не было представителей моих спецслужб.
Ощущение, что его душу выворачивают наизнанку, усилилось. Стало труднее дышать, будто воздух стал вязким и душным. «Это просто плохая система кондиционирования, давно нужно было принести вентилятор», - внутренне одёрнул себя чиновник, учащая дыхание, приносящее легким все меньше кислорода.
- А может быть, не в вентиляции дело? А совесть душит? – угрожающе вкрадчиво проговорил Артур, озвучив его мысли и откинувшись на мягкую спинку кресла.
Препираться было бесполезно, оправдываться бессмысленно. Серый кардинал всегда оставался выше разъяснения своих действий кому бы то ни было за всю свою карьеру: от незначительного работника министерства иностранных дел, затем агента обоих разведок Соединенного Королевства и, наконец, до советника Секреторя Комитета. Поэтому Холмс лишь веско промолчал. Глаза, не мигая смотревшие на Кёркленда стали неприятно слезиться. «Кому ты служишь, Майкрофт?» - прошелестел голос Англии в голове чиновника, при этом британец не разжал губ с застывшей на них угрюмой, чёрствой улыбкой. Происходящее все меньше походило на реальность.
Если наступит завтра, то мигрень из-за бесцеремонного вламывания в сознание чиновнику была обеспечена. Но, судя по произнесенному ранее «моих спецслужб», а ведь раньше Кёркленд говорил исключительно «наших», рассчитывать на мучения всего лишь от больной головы, Майкрофту уже вряд ли стоило ожидать.
- Моей стране и Ее Величеству, - ни на секунду не раздумывая ответил Холмс старший.
Он отчетливо понимал, что Артур в этот момент уже знал все. И о сотрудничестве с ЦРУ, и о причинах, из-за которых на это сближение пошел советник. Сейчас он лишь подчеркнуто осадил любившего партии с множеством ходов молодого политика и оценивал, стоила ли выгода Англии этому опрометчивого, для любящего все консервативное Артура, шага. Они оба прекрасно понимали, за кем сейчас «право вершить суд». Один мысленный приказ Соединенного Королевства, и Майкрофта его же сотрудники бросят в камеру, где он вряд ли доживет до следующего утра. А затем все будет еще более прозаично: краткое сообщение о его скоропостижной смерти родителям и брату, передача его личного дела в архив с бессрочным хранением с пометкой «изменник Родины». С одним только «но». Предателем и уж тем более двойным шпионом Майкрофт Холмс себя никогда не считал, лишь довольно хорошим дипломатом, умеющим идти на компромисс и всегда помнить, на чьей он стороне.
Англия молча наблюдал за его реакцией, изучая каждую черточку его лица, будто проводя крайне интересный эксперимент. Пересохшая радужка саднила невыносимо, поэтому чиновник позволил себе наконец прикрыть глаза и потереть их правой рукой, прохладный метал кольца приятно холодил веки, возвращая к реальности. Но даже не видя Артура, он чувствовал его чуткую внимательность в свой адрес.
- Красиво… - наконец полностью осмыслив вырванную столь грубым способом у своего подданного информацию, произнёс Кёркленд, - Я даже позволю себе сказать, что это видится мне многообещающим.
- Пока рано это утверждать... Сэр, - устало глухо отозвался Холмс, чувствуя себя болезненно измотанным.
Англия издал звук, похожий одновременно на фырканье и глубокий выдох. Затем, забрав мобильный со стола, поднялся на ноги и подошел к сидящему чиновнику, доверительно протягивая ему руку.
- Завтра будет экстренная сессия ООН, вы знаете, что должен сделать генеральный секретарь, - выражение лица англичанина вновь стало человечным и больше не было опасных огней в глубине глаз, прожигающих душу насквозь.
- Пятая статья 49 года будет введена в действие, - бесстрастно, словно вынося приговор в суде, ответил политик, и как только Майкрофт коснулся своей рукой ладони страны, глубоко сидящий в глубине мозга росток начинающейся изматывающей сосудистой боли бесследно зачах.
- Знаешь, сюда бы больше всего подошел хрустальный глобус, - кивнул головой в сторону рабочего стола Англия, прежде чем уйти прихватив с собой тренч, - И вентилятор все же не помешает.
Артур всегда славился своей утонченной иносказательностью. И расценив последнюю его фразу как выражение одновременно признания заслуг советника Секретаря, рискнувшего, в первую очередь, собой ради очередного сотрудничества, официальным инициатором которого станет Блэр, таки признав свою резкость к нему излишней, Майкрофт наконец с облегчением почувствовал, что ему стало хватать драгоценного кислорода, и что так же жизненно необходимое доверие было полностью восстановлено. Англия, хищно улыбаясь, вышел из кабинета Холмса, оставив того наедине с самим собой.
Сегодня мир поменялся раз и навсегда. Ощущение безопасности было уничтожено и похоронено под осколками бетона и стекла двух небоскрёбов вместе с тысячами человеческих жертв. А страх от ощущения беспомощности перед терроризмом расползся по миру, как стойкий запах гари в Нью-Йорке.
Англия отождествлял Холмса старшего со львом. Не добродушным повелителем зверей Саус-Бэнка, из фальшивого, но крепкого каодского камня восточной части зеленого моста, а с бронзовым гигантом, несшим вечную стражу у стремящейся в серебристо-стальную высь городского неба колонны Нельсона. Могучего зверя, смотрящего в сторону самой известной башни парламента, чутко вслушивающегося 134 года в бой Биг-Бена каждую полночь и каждый полдень. Сегодня лев услышал свой долгожданный тринадцатый удар колокола.
Обоснуй:
….заявился в гостиную шотландского замка в положенное время. Август и сентябрь королевская семья проводит в замке Балморал. Туда же на это время переносятся еженедельные встречи Королевы с премьер-министром.
….и, бросив хмурый взгляд на лукаво оскалившегося старшего брата, который сложил пальцы рук в фигуру, напоминающую мост. Битва на Стерлингском мосту, закончившаяся победой шотландцев над англичанами, произошла 11 сентября 1297 года.
«У тебя есть моё тело, но не моя преданность и моё уважение» - раздается голос Уоллеса в голове Соединенного королевства. Прямо у входной двери монумента Уоллеса в городе Стерлинг стоит крупная фигура борца за свободу Шотландии, говорящая фигуре английского короля эти дерзкие слова.
…встала с кресла и, сделав жест, чтобы Алистер нагнулся к ней… Рост Королевы 160 см. Артура 175 см. Алистер 178 см (хэдканон).
Кёркленд младший, чувствуя себя оскорбленным перед сувереном, едва сдержался чтобы не исчезнуть на месте, наплевав на приличия. Хэдканон. В пределах своей территории олицетворения стран могут перемещаться, мгновенным способом, чем-то напоминающим телепортацию. Это могут делать абсолютно все страны, даже не обладающие магическими способностями. Находясь в области представителя власти, страна должна прежде исчезнуть из поля зрения, воспользоваться дверью или же удалиться из зоны видимости человека, и только потом уже использовать мгновенное перемещение. Исключение составляет приказ правителя или же любое ЧП. В других же случаях такое поведение расценивается, как бестактное.
Что вы успели сделать за это лето, кроме разбрасывания обещаний об увеличении числа медсестер и равенстве? Лейбористская партия перед выборами 2001 года подчёркивала значение своих достижений: снижение инфляции, безработицы и преступности, увеличение числа медсестёр в национальной системе здравоохранения и улучшение системы образования. Лейбористы намеревались продолжать модернизацию Великобритании и создать условия для обеспечения достойной жизни всех трудящихся людей независимо от их происхождения.
Но предусмотрительно промолчал, не став открыто язвить по поводу «здравого смысла» и прочего… Лозунгом программы консерваторов стала фраза «Настало время для здравого смысла» (It's time for common sense), которая повторяется в программе консерваторов 13 раз.
…чтобы он лично за это ответил, вы понимаете меня… Единственным главой правительства, кто лично представлял заявку по олимпиаде своей страны в Сингапуре, стал тогдашний премьер-министр Великобритании Тони Блэр.
Ни остатки стойкого одновременно дымно-кожанного и в тоже время с нотами лимона и ванили туалетной воды премьер-министра Habit Rouge Guerlain - любимая туалетная вода Тони Блэра.
И привычным движением вынул слайдер… Говорится о модели Nokia 8890
…на ходу включив ноутбук, лежащий на громоздкой базе… HP Omnibook 500 F2165 W/K - Спасибо за самолеты... Все международные рейсы, прибывавшие в США, были отменены или перенаправлены в другие страны, такие, как Канада. Обманчиво незаметный Уильям действительно был сейчас одним из немногих, кто мог быстро добраться до своего брата-близнеца. Имеется ввиду, тот факт, что граница между Канадой и США является одной из длиннейших немилитаризированных границ во всём мире.
Пятая статья 49 года будет введена в действие… Статья предусматривает коллективную оборону для всех государств блока в случае нападения на одну из стран-участниц. Этот шаг явился прямым следствием происшедших накануне событий, связанных с террористической атакой на Нью-Йорк и Вашингтон.
Не добродушным повелителем зверей Саус-Бэнка, из фальшивого, но крепкого каодского камня… Лев Саус-Бэнка, как его часто называют лондонцы, стоит у восточного въезда на Вестминстерский мост. Обычно городские львы выглядят суровыми, но у этого на редкость добродушная и весёлая морда – кажется, он чуть-чуть улыбается.
Сегодня лев услышал свой долгожданный тринадцатый удар колокола. Старинная, английская легенда гласит, что бронзовые львы могут ожить, как только куранты Биг-Бен пробьют 13 раз.
Итак, сериал напоминает картины Рембрандта. Все происходит в приятном полумраке свечей, освещающих лица с двусмысленными взглядами) Типичный двор.>
Записки о героях Генрих VIII - красавец и король, от него более ничего и не требуется. классный берет!
Томас Кромвель - очень неоднозначно показан в сериале. Опытнейший придворный интриган, но мотивы его не совсем понятны. Для страны? Для себя? Для короля? Или же просто слишком холодная месть за тёзку Уолси? Или же это последствие детской психологической травмы... Или же просто месть вечного-плебея, а я то пытаюсь копать глубже в поступки...? Он делает каждый свой политический шаг настолько естественно, будто-бы играет сам с собой в шахматы. В этой игре нет огонька, желания, соперничества. Он просто придворный "палач", хотя у палача и то больше эмоций, чем у Кромвеля...
Стефан Гардинер - просто молодец. Все обо всех знает. Всех презирает. Старается не отсвечивать при дворе, а прикрывать дипломатические тылы. В тайне надеется, что когда-нибудь он вернётся, а все враги перегрызут друг друга. (ждём-с во втором сезоне)
Анна Болейн - из-за её картавого французского акцента "Крамюэль!" аж передёргивает пришлось включать сабы( Красивое сочетание глаз и оттенка волос и выгодно тонкая шея. Весь сериал пытается кого-то покусывать, пускает дешевые понты, отсвечивает перед королём, когда давно пора заткнуться и прикрывать проблемы с детьми. Перетащила свою семью зачем-то, которая её ненавидит и всячески вредит. Неудивительно, что такое печальный конец. Ужасно однообразные платья.
Мария Болейн - красива, здесь должна быть картинка с кустами и медведем в ней меньше акцента, необоснованной спеси, поэтому и вполне себе хорошо. Печалит попытками заполучить внимание Кромвеля. Джейн Сеймур - вот таких дамоче "ангелочков" необходимо... А впрочем, история рассудила сама)
Отдельно хочется восхитится, что для съемок были использованы такие прекрасные места, как: Замок Беркли, Глостерский собор, Хортон-корт, Пенсхёрс-плейс, замок Бротон, Честлетон-хаус, Баррингтон-корт, поместье Котэй, Монтакьют-хаус, замок Св. Доната, Чалфилд-мэнор, монастырь Лакок Бонус о Марке «Five people I thought I knew quite well asked whether I was wearing a false nose. I’m afraid it’s the same fucking nose I have always had. » Mark Gatiss on playing Stephen Gardiner in Wolf Hall